— Чем? — Резонно спросил я.
Мне были выданы наручники. С ними я умел обращаться, через пару минут жилистый скрючился у батареи и сидел там молча. К нему присоединился ещё один тип, которого ломал Костик.
— Вздумаете орать, матку вырвем. — Предупредил Костик. — Понятно?
Пленные молчали и злобно на нас смотрели. Потом один, а за ним другой кивнули.
— Вот и ладушки. Ствол откуда? Слышь, тощий?
— Да пошел ты. — Отозвался глухо жилистый.
Я дал ему подзатыльник.
— Вежливее давай, жертва аборта. — Ещё один подзатыльник, с другой стороны. — Если не будешь говорить, то я… — Призадумался. А в самом деле, что это я? Какое моё дело, что там с ними будет, это дело Петра Сергеевича и Валерий Алексеевича, и их хорошего знакомого Михалыча. Но уж никак не моё. И мне оно как-то не надо… — Слышь, нож твой? — Я показал ему подобранный перочинник. Держал так же осторожно, как и Михалыч, двумя пальцами.
— Ребят, кто-нить, помогите. — В дверь сунулся Валерий Алексеевич. — Тут…
— Я схожу. — Я вышел.
У Валерий Алексеевича дело было туго.
Нарки кайфовали. Выглядело это так. Комната, довольно большая. В ней рядами уложены матрацы и раскладушки низкие, на них лежат люди разной степени истощенности и помятости, накрыв лица мокрыми полотенцами. Как дрова. Лежат, не двигаются, только иногда подергиваются. У каждого из тела торчит по шприцу, то из руки, то из ноги. У одной девки, голой, из внутренней части бедра торчит. Нашла куда сделать укол, дура. Воняет дерьмом и потом.
Дрова разложили.
В основном мужики тут, хотя есть и пара девок… Опознать их можно только по тому, что на одной юбка, единственное, что из одежды осталось, а на другой вообще одежды нет. Тело все в синяках и длинных красных пятнах, пролежнях. У нее-то как раз в бедре шприц. Вторая сохранилась получше, но тоже выглядит неважно. Все тело в засосах, грудь в потеках…
Глянул, отвернулся сразу побыстрее.
Женщина для меня всегда была… Ну, не то чтобы свята совсем. Опыт-то я уже кое-какой имел, и знал, что ничего там нету сложного да святого. Все обычно, хотя и приятно. Но видеть, как милая и красивая девушка превращена просто в безвольную куклу, в бревно какое-то, в мусор, в хлам… Медленно, исподволь, подло. Без надежды на возвращение к нормальной жизни.
Наверное, лучше уж как королева Мор Шеен. Там смерть честнее как-то. За день-другой всяко на тот свет.
— Валерий Алексеевич…
— Тут где-то кладовка должна быть… — Валерий Алексеевич оглянулся. Вот тут… Нет. Не тут точно. Планировка-то стандартная, у меня бывшая в такой же квартире живет, сука…
За стеной что-то смачно влепили, быстро оборвался вскрик. Потом невнятный разговор, говорил Михалыч. Ему отвечали срывающимся голосом.
— Кладовка, кладовка, где же ты кладовка… — Сказал Валерий Алексеевич. — Почему-то нету, зараза такая?
В углу комнаты груда хлама. Маты какие-то старые, сложенные как попало, древняя одежда и прочее. Как раз угол закрывают.
— Может, вот там? — Предположил я.
— Помоги… — Валерий Алексеевич начал пинками расшвыривать маты.
В четыре ноги мы быстро распинали хлам, и открылся вход в небольшую каморку, за грубо врезанной дверью. Небольшой зеленый навесной замок, исцарапанный весь. Такая же небольшая фомка, и замок, крякнув, провис на одном ушке.
— Вот это да. — Сказал Валерий Алексеевич.
Тут все было заставлено коробками, причем некоторые в фабричной упаковке, затянутые бело-зеленой полосатой лентой с какими-то надписями на немецком. Пара коробок вскрыта, в них видны коробочки поменьше, зелено-красные, с волком на этикетке.
— Дурь это?
— Неее… Это не дурь. — Валерий Алексеевич вытащил одну коробку, открыл. Там, упакованные в плотную вощеную бумагу, рядками лежали пистолетные патроны. Калибра девять на восемнадцать, если я не путаю.
Восемь коробок. Упаковок патронов в коробке… Сколько? Не знаю. Вряд ли меньше сотни. Попробовал приподнять край — тяжелая, зараза, просто так не потаскаешь. И заклеены фабрично ещё. Надписи на немецком все. Что-то такое "дойча".
А вот тут уже интереснее.
— Макаровы? — Спросил я, глядя на коробки, в которых аккуратно лежали пистолеты. Новенькие, в блестящей смазке, черные ствольные коробки в коробках без маркировок. Чем-то на наши Макаровы похожи, да только чуть иначе как-то…
— Вальтер Пэ5. —Сказал Валерий Алексеевич. — А это Це-Эз семьседят пять, чешский. Чезетта! Вот надо же, никогда не думал, что их тут будет. Ты что? Это не макароны, какие это макароны… Сколько их тут?
— Двенадцать штук. — Сказал я, оглядев коробки. — Может, в тех ещё есть.
— Десять, говоришь? — Переспросил Валерий Алексеевич.
А ведь это шанс. Давно хотел попробовать… Пистолет-то не очень намного больше коробочки с антибиотиками. А эффекту… Это же шанс, шанс, шанс! Который только раз выпадает. Где я ещё оружие-то возьму?
— Да нет, точно ошибся. Девять. — Сказал, как в воду прыгнул. Ну да выхода у меня уже не было, в коридоре слышались шаги Михалыча.
Валерий Алексеевич посмотрел на меня.
— Зачем тебе?
— Никто о нем больше не услышит. — Пообещал я. — Даже не увидит. Утоплю. Расплавлю. В болоте сгною.
Раз, и ствол у меня под рубашкой. Тот самый, который чешский. Две коробки патронов, по пятьдесят штук. Коробка с инструментами для чистки и протирки быстро пихнул под грязные маты, там смотреть не будут. Блин, надо ж было догадаться, что же я рюкзак-то с собой не взял! Можно было б и больше…
Все это под очень внимательным взглядом Валерия Алексеевича.